В одном из городов Италии счастливой
Когда-то властвовал предобрый, старый Дук,
Народа своего отец чадолюбивый,
Друг мира, истины, художеств и наук.
Но власть верховная не терпит слабых рук,
А доброте своей он слишком предавался.
Народ любил его и вовсе не боялся.
В суде его дремал карающий закон,
Как дряхлый зверь уже к ловитве неспособный.
Дук это чувствовал в душе своей незлобной
И часто сетовал. Сам ясно видел он,
Что хуже дедушек с дня на день были внуки,
Что грудь кормилицы ребенок уж кусал,
Что правосудие сидело сложа руки
И по носу его ленивый не щелкал.
Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом
И не видался я
Давно с моим Орестом.
Увы! напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать...
Проклятый город Кишинев!
Тебя бранить язык устанет.
Когда-нибудь на грешный кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром, конечно, грянет,
И - не найду твоих следов!
Для чего, скажи мне, Вигель,
Шьет тебе штанишки (Бригель
С гульфом позади?
«Для того он шьет их с гульфом,
Что, когда я буду с Вульфом...
К кастрату раз пришел скрипач.
Он был бедняк, а тот богач.
«Смотри, — сказал певец безм...дый.
Мои алмазы, изумруды —
Я их от скуки разбирал...
Mне жиль великия жены,
Жены, которая любила
Все роды славы: дым воины
И дух парнасского кадила.
Мы Прагой ей одолжены.
Ты просишь написать надгробную, Агафья?
Ляг, ноги протяни - я буду эпитафья.
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Друг Дельвиг, мой парнасский брат,
Твоей я прозой был утешен.
Hо признаюсь, барон, я грешен:
Стихам я больше был бы рад.